Мари лён тре, Жан теля пасе (Французский воляпюк с использованием украинской мовы)
Большая Одесса
Если инвертировать выражение «маленький Париж», то сам Париж — стало быть, большая Одесса. Не всякий город может быть сравнен с Одессой. Постсоветские города отпадают — в них народ живет, чтобы работать, а в Одессе работает, чтобы жить. Аналогично ведут себя парижане — трудоголиков тут считаные единицы. Свое упорство они, в крайнем случае, готовы употребить на ежедневный многочасовой бег трусцой, но никак не на работу. Другая общность Парижа и Одессы — неистребимый интернационализм. Как утверждает Михаил Жванецкий, у него в графе национальность стоит «одессит», поскольку в Одессе всегда было не зазорно оставаться евреем, греком, армянином, украинцем, и в том числе русским. В Париже идентичный интернационализм — улицы и скверы заполнены неграми, пардон, афрофранцузами; китайцами и вьетнамцами, пардон, жителями Азиатско-Тихоокеанского региона; арабами (их пока еще можно называть так). О русских, пардон, русскоговорящих всех волн эмиграции и говорить нечего — московский диалект, сдобренный смачным матом, слышен везде.
Владимир Ульянов-Ленин восхищался рассказом Джека Лондона «Любовь к жизни». И мы все привыкли думать, что там описана любовь к жизни. Да в гробу автор видел такую жизнь — речь в рассказе идет о выживании, не более того. А вот одесситы и парижане действительно демонстрируют настоящую любовь к жизни.
Обеденный перерыв — два часа для того, чтобы неспешно посидеть в кафе с бутылочкой вина и сорокасантиметровой тарелкой, наполненной чудесами кулинарного искусства. И все это не просто вкусно, а божественно вкусно и божественно сервировано, да еще с видом на Большие бульвары. Вечером же «Гранд-опера», «Мулен Руж», где к кулинарным радостям жизни добавляются бесхитростные радости созерцания красавиц (преимущественно из стран Восточной Европы). И так каждый день с небольшими вынужденными перерывами на работу. Прожив некоторое время такой жизнью, на десятый день вы станете доброжелательно, как на брата, сестру или невесту, глядеть на любого встречного, любого цвета кожи и искренне говорить ему: «О, ла-ла, миль пардон и силь ву пле».
Тем, кто бывал в Одессе, известен этот феномен — там вместо: «Куда, козел, прешь?» готовы пошутить, а если «он» и шуток не понимает, то пропустить вперед — пусть идет, раз Бог обделил. Парижане продвинули данный принцип еще дальше: нет денег заплатить за ресторан или за съеденное-выпитое внутри универсама — ступай себе с Богом. Это считается не воровством, а самообеспечением Всемирной декларации прав человека, и полиция даже не шевельнется заняться таким правообладателем. (Не нужно лишь заказывать спиртное — оно не заявлено в декларации как насущная потребность.)
Нескучные сады Семирамиды
Есть в Москве очень скучный сад под названием «Нескучный сад». Даже если там все время будут щекотать под мышками, все равно скучно. Парижская жизнь напомнила о нем в качестве примера, как не надо жить. А как надо? Закройте глаза и представьте себе гипотетический парк или сад, где вам было бы не скучно провести три-четыре часа не с девушкой, не в пьяном угаре, а просто так, как говорят французы, «пер се». Такие парки в Париже, называемые английскими, в изобилии. Самые «занюханные», на взгляд парижанина, — через каждые двести метров. На их взгляд — занюханные, а на наш российский — распрекрасные очаги ландшафтного искусства, с редкими породами деревьев, парой-другой цветущих клумб, английским газоном и непременной детской площадкой.
Собственно, ради этих комплексов для лазанья, стоящих на резино-асфальтовом покрытии, и затеяны такие небольшие скверики, но в отсутствие детей (а также в их присутствии) они оккупированы парижскими бомжами, по-французски клошарами, что звучит интеллигентнее. «Собак гулять воспрещается», о чем свидетельствуют таблички и самозакрывающиеся низенькие калитки. Сейчас много пишут о потере зрения людьми, проводящими сутки за компьютером. Их бы в такой садик каждые два часа, и зрение, да и настроение быстро пошли бы на поправку. Парижские компьютерные пользователи, в общем-то, так и делают, работая на лавочках в таких (не слишком оккупированных бомжами) сквериках и, следовательно, берегут зрение и душевный покой еще лучше. Возможно, это неправильно с точки зрения производительности, но на нее парижанину наплевать с Эйфелевой башни.
Ну хорошо, а как прогуливаться с собаками, которых в Париже, как собак нерезаных? Точно так же, но в парках побольше, где детские площадки также ограждены от вездесущих, пардон, собачек. А собакам построить, пардон, собачьи туалеты — такие маленькие загончики со специальным столбиком для задирания ноги в центре. Теперь осталось совсем немного до воображаемого идеала — парк надо разместить на «долинах и на взгорьях», снабдить озером, фонтанами и водопадами, а также пересечь множеством мостов и мостиков. На озере иметь искусственный или естественный остров — несостоявшаяся мечта Манилова. Но ведь реализована, черт ее подери, вся эта маниловщина, включая гроты, мостики, клумбы, пальмы, прогулки на пони и газоны с гуляющими павлинами!
French Cancan
В прошлом все французское имело привкус непристойности — французская любовь, французская болезнь, французский канкан и так далее. Ныне все поменялось, Америка, Юго-Восточная Азия, да и Россия перешагнули границы приличия, установленные во Франции XIX века. Вспоминается старый местечковый анекдот: «Простите, где это вы шили костюм? — В Париже. — А это далеко от Бердичева? — Да верст тысячи три. — Надо же, такая провинция, а так прилично шьют». Так и индустрия порнобизнеса Франции осталась в XIX веке, но пожинает дивиденды двухвековой легенды. Все те же «Мулен Руж» и «Лидо», которые полвека назад нельзя было фотографировать и снимать в кино, превращены в заповедники нравственности, где туристы отдыхают от жесткого порно. В их русле двигаются и кабаре попроще — шоу и меню идентичны, но входная плата существенно ниже.
Кабаре «Бель Эпок», расположенное в переулочке рядом с «Гранд-опера», дает полное представление о французском way of life. Все такое милое, непринужденное и, главное, полностью отвечающее российским представлениям о шикарной парижской жизни. Легкий ужин, легкий юмор, неутомительный набор музыкальных номеров и конферанса на всех европейских языках, включая русский, позволяют полностью расслабиться, чтобы в полной мере получить удовольствие от еще одной достопримечательности французской столицы — канкана. Опять же не для того, чтобы увидеть острое, возбуждающее зрелище, а для того, чтобы пролить слезу умиления о старой доброй Франции с ее невинными радостями жизни.
Мусор рафинированный
Профессор Преображенский из «Собачьего сердца» сильно ошибся в отношении Парижа — разрухи тут нет не потому, что не гадят, а потому, что постоянно убирают: куда ни взглянешь, непременно виден уборщик, занятый делом удаления мусора. Любой газон — не пыльный и захламленный, а ярко-зеленый, умытый и подстриженный. Из мрачного средневековья дошли «сточные канавы» на улицах, которые в России ассоциируются с дурнопахнущими глубокими лужами, а в Париже являются инструментом для удаления мусора и пыли. В определенное время дня по ним бежит весенний поток водопроводной воды, куда дворники сметают накопившийся на тротуарах и проезжей части мусор, стекающий в канализацию.
Новые правила выбрасывания мусора на помойку предписывают сортировать его на три группы: стеклянная посуда, другая «чистая тара» и все остальное. Три мешка для мусора на кухне, три бака разного цвета на помойке — вот так. Каждый житель Парижа регулярно получает красочные инструкции-комиксы, где на доступных для полного идиота примерах расписано, как осуществлять входной контроль мусора. По выходным в скверах идут учения на специально стерилизованном мусоре, рядом три учебных бака — подходи, сортируй по бакам, получай приз и дополнительный пакет инструкций. К взрослым претендентам на приз отношение придирчивое, но детское население Парижа терпеливые служащие мэрии доводят до полной победы и получения Гран-при. Пока не ясно, что будут делать с нарушителями закона о сортировке мусора, наверное, вновь введут гильотинирование.
Если добавить, что все вышеописанное происходит в Париже ежедневно в течение долгого времени, то становится более понятной и объемной любовь к жизни в большой Одессе. Перестарался Владимир Владимирович Маяковский, говоря, что «хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли — Москва». Другой оборот из названия кинофильма «Увидеть Париж и умереть» также неуместен. Лучше всего просто жить, не умирая, в Париже, и точка.
Комментировать